Таежная трагедия.

Владимир КЛИПЕЛЬ,

для «Приамурских ведомостей»

 

В начале семидесятых я приехал в Аян, чтобы познакомиться с золотодобытчиками, побывать на Джугджуре, через который с таким трудом перевалил автор книги «Фрегат «Паллада» Гончаров, его тащили на кушаках двое якутов.

По пути зашел в райком партии к секретарю Василию Степановичу Охлопкову, чтобы расспросить, его о таежной трагедии, произошедшей более двадцати лет назад на метеостанции Хаканджа. Он направил меня к Чащину, который в 50-е годы был здесь начальником милиции.

На чердаке своего дома он разыскал для меня папку, с некоторых документов я тогда сделал копии. 5 января 1952 года в Аян пришла телеграмма из Владивостока: «Начиная с 31 декабря прекратилась связь радио гидрометеостанцией Хаканджа несмотря наличие резервной радиостанции. Имеется опасение несчастного случая».

Метеостанция находилась почти на границе района, в его северо-восточном углу, более чем в ста пятидесяти километрах от Аяна. Летом туда можно было доехать на катере, а зимой только на оленьих нартах, но в эту пору олени паслись за хребтом Джугжур. Самолеты бывали в Аяне лишь изредка, вертолетов тогда не имелось вовсе.

Получив телеграмму, начальник милиции Чащин решил послать из рыбацкого поселка Чукчи, находящегося на полпути к метеостанции, радиста Булкина. А доставит его каюр Белолюбский из колхоза Алдомы, близкого к Чукчи..

Через месяц Чащин ответил наг запрос Владивостока: «По метеостанции Хаканджа положение... непонятное. Посланные полмесяца назад нарочные не вернулись...» Он попросил, самолет, чтобы вылететь на место происшествия.

Лишь в конце Февраля пилот Романовский сделал заход в Хаканджу, с предельно малой высоты осмотрел метеостанцию, но признаков жизни на ней не обнаружил.

Чащин понял, что ждать больше нечего, надо отправлять к месту происшествия оперативную группу. Руководство ею он возложил на участкового Гнилокишко, фронтовика, разведчика.

17 марта стали известны результаты обследования: на метеостанции людей нет. При осмотре дома под полом найдены два трупа с огнестрельными ранениями. На снегу следы борьбы, давность их около месяца. Через метеостанцию прошло ориентировочно шесть — восемь человек. Естественно напрашивался вывод, что орудовала банда.

Гнилокишко, пройдя по следам неизвестных километров восемь, далее, не пошел, забрал трупы и вернулся в Чукчи.

Но опять попасть в Хаканджу уже не смог. Начался снегопад. Олени барахтались в снегу, не доставая ногами до земли. Приходилось протаптывать перед ними тропу.

«За трое суток отъехал от Чукчей пятьдесят километров, дальше следовать нет возможности. Сегодня возвратился в Чукчи. Ваше решение. Жду срочно ответ».

Эту радиограмму Чащин получил 25 марта и хотя представлял сложность обстановки, поскольку такой же снегопад прошел и над Аяном, отстранил Гнилокишко от руководства группой. Работать в милиции на Севере и бояться снегу?

Меры к выяснению причин молчания метеостанции одновременно предприняла и милиция Охотского района. Оттуда несколько раньше вышла в Хаканджу группа Шаламова. Из Охотска 29 марта поступила радиограмма:... «Ориентируем Вас о том, что трупы, обнаруженные группой Шаламова, были найдены под снегом. Возможно, ненайденные трупы жены Срлодуна и двух его детей находятся там же. Установлено, что все убитые имеют только огнестрельные ранения, причем мужчины в момент убийства, по определению врача, находились в нетрезвом состоянии. На месте преступления не оказалось боевой винтовки № 1660»...

Охотск отправил оперативную: группу, не оповестив об этом аянскую милицию.

Во всей этой истории нет простой согласованности ради пользы дела, без чего всегда получаются огрехи. Гнилокишко, прибыв на метеостанцию после Шаламова, счел, что обнаружил следы банды, и поднял на ноги ложной тревогой весь Аяно-Майский район, да и соседний — Охотский. Было бы большим конфузом, если бы Гнилокишко не повернул из-за снегопада назад, а продолжал бы идти по следам опергруппы до Охотска.

Чащин отправился в стойбище Тотту за хребет Джугджур для организации поиска банды. Выехал на верховом олене. Чащин был худощавым, ростом ниже среднего, и крупный олень выдерживал такого седока.

Он должен был торопиться. Близилась бурная северная весна.

Незадолго перед происшествием в районе проходили выборы. Когда подняли бюллетени метеостанции, оказалось, что вместо пяти проголосовавших оказалось шесть. Чащин знал всех: там были заведующий Солодун, его жена Нина с двумя малыми детьми, радист Мещеряков с женой Андрейченко и еще один наблюдатель — мужчина. Откуда взялся шестой, кто он? Эта мысль не оставляла Чащина.

Разве мог он предполагать, что в начале зимы на метеостанцию вышел молодой мужчина, назвавшийся Савинковым. Он объяснил, что задержался в якутской геологической экспедиции, где был простым рабочим, и теперь добирается до Аяна. Зима, морозы, снега прихватили его раньше, чем он предполагал, а у него поистрепалась одежда, обувь. Хорошо, что кудрями матушка не обделила, без шапки пока обходится. Он тряхнул (шшной шевелюрой, приветливо и беззаботно попросил приютить его на время, а он отработает хоть на заготовке дров. И чтобы вызвать полное доверие, протянул, не раскрывая паспорт, но Солодун отмахнулся: народ в тайге доверчивый, в гостеприимстве никому не отказывает, тем более попавшему в беду.

Пришельцу предложили кров и работу — рубить баньку. По вечерам за чаем он рассказывал, что был фронтовиком, по воле судьбы пришлось и партизанить. Со всеми подружился, всем оказывал знаки внимания, но особенно Нине. Однажды жена радиста застала его в сенях Целующим Нину. Женщина сказала об этом Солодуну, вызвав у того чувство ревности. Он стал посматривать на Санникова косо и уже подумывал, как бы избавиться от него. Празднование Нового года подхлестнуло события.

Новый год решили встретить широко и весело. Женщины наготовили закусок, мужчины сварили браги. Сели за стол раньше двенадцати. Пропустили по стакану. Санников разоткровенничался и признался, что он не из экспедиции, а бежал из мест заключения. Солодуну не следовало бы возбуждать подозрения, а потом сообщить по радио в район и ждать милицию. А у него все взыграло: вот предлог избавиться от неприятного человека! Подвыпившие мужчины сговорились связать Санникова. Это им удалось. Связанного, его оставили под охраной наблюдателя, вручив тому винтовку, а Солодун с радистом пошли вызывать по радио управление гидрометслужбы. Но на позывные никто не откликался.

Тем временем у Санникова хмель прошел, а возможно, он был крепче других, и брага на него не подействовала. Крепкий, физически развитый, он напряг тело, да и вязали его наспех, мешая друг другу. Расслабившись, Санников почувствовал, как веревки ослабли и начал постепенно высвобождать руки. Получилось, а уж выхватить винтовку из рук хмельного караульщика не составило труда.

Первым выстрелом он уложил наблюдателя, а затем, выйдя к столу, начал стрелять остальных. Кто-то упал, кто-то успел выскочить из дома, но и там их настигали меткие пули. Нина была ранена в бедро, и Санников занес ее в дом, чтобы перевязать, оправдываясь, что произошло все впопыхах, в горячке. Метеостанция замолчала, на ней остались Санников с Ниной и ее дети — девочка дошкольного возраста и ее младший братик...

Первыми здесь появились радист Булкин и каюр Белолюбский. Из Чукчи. Санников сказал, что все ушли в Охотск за деталями к радиостанции и ему велели никого в дом не пускать. Приезжие спорить не стали, завернули оленей и, отойдя километра три по реке, встали на ночевку. Выпили чаю, отдохнули и снова решили ехать на метеостанцию. В конце концов, что он за человек: не пускает на порог дома путников! Такое в тайге просто невозможно допустить! Чтоб был сговорчивей, прихватили бутылку спирта.

На этот раз он пустил их. Выпили, поговорили. Нина лежала больная, к столу не поднималась и в разговоре участия не принимала. Но когда Санников вышел во двор, вдруг заявила: «Не верьте вы ему, он все врет! Никто никуда не ушел, он всех перестрелял!» Войдя, Санников догадался, что они все знают. Белолюбский вышел на улицу, якобы посмотреть за оленями, и Санников, когда вслед за ним появился на пороге, увидел, что каюр целится в него из-за угла амбара. Санников среагировал раньше и метким выстрелом уложил его на месте, затем убил Булкина.

В конце февраля, когда над метеостанцией пролетел самолет, Санникое понял, что пора уходить, может вот-вот нагрянуть милиция. Но куда уйдешь зимой по глубокому снегу! На случаи вынужденной отсидки он уже давно на сопке километрах в полутора поставил палатку, наготовил дров. Место удобное, можно наблюдать за метеостанцией оставаясь незамеченным. Он забрал с собой Нину с девочкой, а мальчик к тому времени умер от простуды. Чтоб не голодать он  сделал запас продуктов. Днем поднимался в свой наблюдательный пункт на вершину сопки и, лежа на камне, осматривал в бинокль окрестности... Он видел, как вела поиск группа Шаламова, а после нее и Гнилокишко. Временами они находились от него поблизости, и он мог их перестрелять раньше, чем они бы поняли, откуда ведется огонь. Стрелок он был меткий, с твердой рукой и зорким глазом. Но, видимо, экономил патроны.

Бурная северная весна на глазах растопляла снега. Он звериным своим чутьем ощущал, как его обкладывают все плотнее, будто волка флажками. Нину Санников покинул без объяснений, оставив беспомощную женщину с ребенком на произвол судьбы. У нее не заживала рана, но она выползала из палатки, чтоб затащить дров и растопить печурку, набрать в котелок снегу и сварить горсть крупы. 18 апреля Нина увидела, что на метеостанции люди. Преодолевая слабость, волоча раненую ногу, она пошла к ним.

Состояние женщины было столь тяжелое, что ей, как и дочери, требовалась немедленная врачебная помощь. Ее показаниям сначала не хотели верить, невероятным казалось, что один человек мог перебить столько людей, но она рассказывала подробности происходившего, виденного своими глазами. Версия о банде отпадала.

Но венец этого долгого дела был еще впереди...

2 июля из Алдомы, что находится в сотне километров от Аяна, сообщили, что там появился неизвестный человек. Он вечером вышел на табор лесозаготовителей. Попросил чего-нибудь поесть и остался возле костра. Его приглашали в палатку, но он отказался. Дремал сидя, чутко реагируя на каждый звук. За спиной держал боевую винтовку, а из рук не выпускал мелкокалиберную. Он выдал себя за рабочего якутской экспедиции, сказал, что опередил на сутки остальных, расспрашивал, далеко ли до Алдомы. Ушел очень рано...

Теперь, располагая показаниями Нины Солодун, можно было легко догадаться, что это преступник. Чащин организовал две группы, одну возглавил сам, другую его заместитель капитан Софронов, и они немедленно выехали, чтоб устроить засады в местах, которые убийца не мог миновать.

«10 июля, — рассказывал Чащин, — я выехал из поселка Нячи. И в одном из распадков обнаружил след человека. В десятом часу вечера поехал туда снова на олене, бинокль и автомат спрятал под плащ. Следом отправился каюр Белолюбский — брат убитого, на трех оленях. Вскоре я заметил силуэт человека, идущего мне навстречу. Когда мы были метрах в десяти друг от друга, неизвестный первым спросил далеко ли до Нячи. Мой вид, видимо, не вызвал у него подозрений, веду оленя и мало чем отличаюсь от эвенка.

Я объяснил, что до поселка километров восемь и показал тропу. Однако стоило мне приблизиться, он забеспокоился. Якобы при нем важные документ и секретах аппаратура, и начальник велел близко к себе никого не подпускать.

Разговаривая, мы шли в направлении Нячи, один от другого метрах в пяти-шести. Он первым увидел каюра Белолюбского, нервно, испуганно спросил: «Кто это?» и остановился: мол устал, надо перекурить.

Присев на валежину, он дернул на груди завязку и с плеч его свалилась котомка. И в ней загремел котелок. «Эге, — подумал я, — хороша твоя секретная аппаратура, коль ты ее так бережешь!» Винтовку он направил в мою сторону. Последние сомнения отпали: убийца!

Мгновенно бросился к нему, крикнув: «Я — начальник милиции! Сдавайся!» Нанес ему два удара ножом — его же собственным, в правую руку.

Белолюбский подоспел и помог мне обезоружить преступника.

Глянув на номер винтовки, я сразу узнал ее, потому что лично выдавал Солодуну. Во втором часу ночи мы доставили бандита в Нячу.

Он действительно был участником Великой Отечественной войны, летчиком-истребителем, его дважды сбивали, партизанил. Демобилизовался в 1946 году, приехал в Харьков. Разгульная жизнь захватила, понесла, связала его с криминалом. Узнал, что две его дальние родственницы в оккупации сожительствовали с гестаповскими офицерами и у них есть золотишко.

Подговорил сестру, чтобы она пожила там, все разузнала, а потом, когда он появится, открыла дверь. Ночью он лопатой зарубил обеих родственниц. Напасть на его след долго не могли, помог случай. Дежурный по полустанку запомнил одинокого пассажира, сходившего с поезда в ночь перед убийством. Преступнику дали двадцать пять лет, и он решил бежать с сокамерником. В дороге чего-то не поделили, и он убил спутника. Осенью его жертвой стал некто Санников, документами которого он завладел.

Преступник, совершивший такое количество убийств, был приговорен к высшей мере наказания. Так закончилось это уголовное дело, полгода лихорадившее весь район.